Осень 1941 года. Враг рвется к Москве. Пытаясь обойти столицу с юга, немцы занимают Узловую, Сталиногорск, Павелец, Скопин, Михайлов, продвигаются к Кашире. Спасая народное достояние, мы, железнодорожники, эвакуируем подвижной со?став. Мой паровоз ЭМ 735-18 был направлен в Ряжск для обслуживания военных перевозок.

И вот 27 ноября 1941 года на станции Ряжск-2 мне, машинисту, дают приказ прицепиться к составу из 58 крытых двухосных вагонов и срочно отправляться в район Скопина. А надо сказать, что этот участок я обслуживал до войны и профиль пути, да и сам Скопин знал отлично.

Согласовав действия на случай воздушной тревоги с начальником эшелона (в морской форме), я повел состав на Скопин. Еще не стемнело, и приходилось внимательно следить за воздушной обстановкой. Отвлекаясь от рассказа об этом рейсе, упомяну о случае, произошедшем со мной в октябре 1941 года на перегоне Гранки-Епифань.

Тогда на мой состав налетела шестерка вражеских самолетов, а на тяжелом подъеме не очень-то сманеврируешь скоростью. Пришлось применить дымовую завесу - в топку полетела вся наличная смазка, и состав окутался черным дымом, что помешало немецким летчикам бомбить прицельно. Израсходовав бомбы и не повредив состава, самолеты сосредоточили пулеметный огонь на паровозе. Пришлось к дымовой завесе прибавить парку: при атаке очередного самолета открывали краны главных цилиндров, и очертания паровоза скрывались в облаке пара... Наконец самолеты удалились, и тогда я обнаружил, что, хотя и пригибался всякий раз за станину реверса, телогрейка моя распорота на спине пулей сверху донизу...

Но вернусь к рассказу о рейсе. Станцию Желтухино, где обычно паровоз заправляли водой, проследовали сходу. На Брикетную, что в шести километрах от Скопина, прибыли в сумерках, около 20 часов. Мой паровоз еще стоял в голове состава, когда примерно в 21 час на него поднялся офицер в морской форме. Поздоровавшись, он обратился ко мне с вопросом о профиле дороги до Скопина.

Я попросил у него документы, показал свои. В удостоверении офицера прочитал: "Полковник Молев". "Полковник Молев - машинист Матюнин" - такое сочетание запомнилось. Рассказал о дороге. Посыпались еще вопросы. "Что за город Скопин? Как расположен! Сколько по железной дороге до города?" Все это я ему рассказал до мельчайших подробностей.

В заключение беседы полковник сказал: "Мне сейчас предложили идти на Скопин через лес и далее по лощине. Как вы находите такой маршрут?" "Товарищ полковник, - отвечаю, - лощиной лучше не ходить, потому что на ее гребне проходит дорога на Ряжск, которую немцы, безусловно, контролируют! Вас могут обнаружить задолго до города. Лучше уж двигаться составом прямо по железной дороге, если, конечно, путь исправен, до входного сигнала станции, тем более, что последние три километра перед Скопином - спуск, шума не будет. А от входного семафора до города один бросок - метров 300, не больше!"

"Мне доложили, что путь в порядке", - сказал полковник и задумался. Я смотрел на озабоченное лицо Молева и понимал, как тяжело принимать решения, от которых зависят жизни многих и многих людей. Тут к паровозу подбежал другой офицер (звания я не запомнил) и спросил полковника: "Ну, что, Андреевич?" "Грузиться в вагоны!" - ответил тот. Тогда я предложил переставить паровоз в хвост состава, чтобы он не затруднял выгрузку моряков. Молев согласился и спросил у меня, гарантирую ли я остановку в нужном для высадки десанта месте при полной светомаскировке. "Конечно!" - ни секунды не колебался я.

Отогнали паровоз в хвост состава, согласовали действия на случай непредвиденных обстоятельств и примерно в 22 часа тронулись. Приблизительно с половины пути начался спуск, и я сбросил скорость до 15 километров в час на случай повреждения пути противником. Вот и входной семафор станции Скопин. Метров за 50 до него состав остановился, и буквально за пять минут моряки растворились в темноте.

Слева впереди был город, со стороны которого доносился глухой рокот моторов. По сигналу я тронулся, увозя пустой состав на Брикетную. На подъем шел медленно, и минут через 10 услышал первые автоматные очереди. Моряки вступили в бой! Взметнулись осветительные ракеты, но состав уже скрылся за перелеском. От грохота паровоза я уже не слышал звуков боя...

Путь мой лежал в Ряжск, и все время следования перед моими глазами стояло лицо полковника, выражающее решимость выполнить поставленную задачу и в то же время озабоченное сохранением жизни своих людей. Ведь для них это был первый бой. И представьте мое состояние: именно я предложил воспользоваться железной дорогой для десанта. Как они там?!

Как мне хотелось в тот момент быть вместе с ними, в атакующих цепях! Но каждый выполнял свой долг там, где приказывала Родина... Прибыл в Ряжск я глубокой ночью. Буквально влетел к дежурному по станции и попросил вызвать Брикетную по селектору. Дозвонились, но там еще не знали о победе, сказали, что идет бой. И только к утру наша паровозная бригада узнала, что фашистов выбили из Скопина. Радости нашей не было границ!

Уже после войны я узнал, что освобождала Скопин 84 Отдельная Морская Стрелковая Бригада, которой командовал мой тогдашний собеседник - полковник В. А. Молев. И когда мне впоследствии приходилось водить поезда мимо Скопина, я, подъезжая к месту высадки того ночного десанта, всегда снимал головной убор, отдавая дань памяти тем, кто не вернулся с поля боя, кто отдал жизнь за нашу Великую Победу...

А колеса моего локомотива продолжали отсчитывать километры. Во время войны я был прикомандирован к инженерной воинской части, восстанавливавшей железнодорожные искусственные сооружения и мосты от Скопина до реки Дон. А затем возил уже мирные грузы. Награжден медалями "За оборону Москвы", "За победу над Германией", "За доблестный труд в Великой Отечественной войне", а также знаком "Почетный железнодорожник". Будучи на заслуженном отдыхе, нередко бываю в Скопине и всякий раз хожу к дому на улице Ленина, где установлена мемориальная доска, посвященная морякам 84 ОМСБр, моим пассажирам того незабываемого рейса.

П. Матюнин
ветеран труда
пос. Павелец-I